«Между порно и богом». Почему молодая мормонка предпочла секс и деньги вере и церкви

Мечтая стать актрисой, юная мормонка Эми Бонд отправилась покорять Голливуд. Однако в Лос-Анджелесе ее таланты раскрылись не совсем так, как она планировала. Взяв сценический псевдоним Уэнди Джеймс, она сделала карьеру в порноиндустрии, где смогла найти себя, и научилась любить свое тело.

О том, как съемки в порно помогли Эми пересмотреть свои взгляды на жизнь, она рассказала в статье, перевод которой подготовил Инфо24.

Я познакомилась с Аароном на порностудии в одном из домов в долине Сан-Фернандо в Калифорнии. Как сказал мой агент Джим, мне должно было понравиться с ним работать. «Аарон приятный, честный и не опаздывает», — проговорил Джим гнусавым голосом.

Мой новый партнер оказался бывшим профессиональным бойцом ММА с мускулатурой как у героев боевиков. Его кожа поблескивала узнаваемым оранжевым оттенком, который можно сделать в любом солярии Лос-Анджелеса за $29.99 в месяц. Улыбался Аарон слащавой улыбкой от уха до уха, которая казалась мне знакомой.

— Уэнди! — окликнул он меня по моему имени в порно.

Я подняла голову и взглянула на него так, будто никогда не наблюдала за ним украдкой во время моих самых ярких сцен, и улыбнулась:

«Джим сказал мне, что ты чертов мормон? Я тоже!»

Это был 2003 год. Я тогда еще только осваивалась в Лос-Анджелесе и в индустрии развлечений для взрослых.

Я выросла в мормонской семье в пригороде Вирджинии, штат Миннесота, и переехала в Лос-Анджелес, чтобы стать актрисой. Однако мне никогда не удавалось пройти дальше первых кастингов.

Наблюдая в залах ожидания за другими несостоявшимися актрисами с великолепным маникюром, бразильским выпрямлением волос и плотными глянцевыми визитками, я поняла, чего мне не хватало.

У всех этих девушек, в отличие от меня, были деньги, чтобы сделать и без того красивую внешность еще шикарнее и чувствовать себя еще увереннее. Чтобы подзаработать, я стала девушкой по вызову и делала массажи в дорогих гостиничных номерах в Беверли-Хиллз.

Затем были откровенные фотосессии. Оттуда началось мое плавное движение в сторону индустрии фильмов для взрослых, где я могла зарабатывать еще больше. Я понимала, что выбрала далеко не самый обычный путь, и рассчитывала покончить со всем этим, когда накоплю 50 тысяч долларов, которые собиралась вложить в свою актерскую карьеру.

При этом я не могла отрицать, что веду самую настоящую двойную жизнь: походы в церковь по воскресеньям и съемки в порно по будням.

Впервые эти два мира столкнулись, когда я встретила Аарона.

Спустя час после нашей встречи мы уже вовсю потели под лампами осветительных мачт, которые нависали над нами, пока мы меняли позы на площадке: наездница, миссионерская, обратная наездница. Я играла свою роль, проводя руками по телу и груди, закатывала глаза, крича «еще, еще!».

Когда съемки закончились, я натянула миниюбку цвета фуксии и смыла низкопробный макияж со своего 19-летнего детского лица. Аарон подошел ко мне и нерешительно спросил: «Не хочешь перекусить в Baja Fresh?» (сеть мексиканских закусочных – прим. ред.).

Конечно! — ответила я. Тогда мне было одиноко в Лос-Анджелесе, и я очень хотела найти друзей — кого-то, кому бы я могла доверять и с кем бы могла быть откровенной.

Через десять минут мы сидели во дворике одноэтажного торгового центра на Девоншир-стрит. Аарон съел свой буррито в три укуса, разговаривая с набитым ртом и не сильно заморачиваясь над пережевыванием.

Вскоре я узнала, что жил он примерно так же, как и ел — быстро.

Он рассказал мне, как однажды соврал, что работает пожарным, чтобы не получить штраф за превышение скорости. Я смеялась до слез. Я тоже как-то пыталась соврать, чтобы избежать штрафа, и рассказала полицейским историю про госпитализированных дедушку и бабушку.

Они мне естественно не поверили, потому что я постоянно переигрывала. Я восхищалась артистизмом и дерзостью Аарона. Благодаря нашей общей вере и дневной работе мне стало казаться, что я знала его всю жизнь.

Мы быстро подружились, потому что благодаря нашему ремеслу мы не испытывали сексуального влечения друг к другу, когда проводили время вместе.

Аарон хорошо понимал, каково это — вести двойную жизнь, совмещая любовь к Иисусу и заработок в порно.

Чего нельзя было сказать о прихожанах церкви, куда я ходила, и моем женихе Уэйде, живущем в Вашингтоне в четырех тысячах километров от меня.

Я привыкла врать им обо всем, начиная с того на какие кастинги я хожу и заканчивая своим финансовым положением. Часто мне приходилось прикидываться, что я едва свожу концы с концами из-за своей актерской карьеры, в то время как я вполне неплохо зарабатывала.

За обедом я рассказала Аарону, что продолжаю посещать храм, где делаю пожертвования из денег, заработанных в порно, и поддерживаю отношения на расстоянии с Уэйдом, за которого надеюсь однажды выйти замуж в мормонской церкви.

«Я делаю это ради денег, чтобы учиться, оплачивать уроки актерского мастерства и купить машину, когда я вновь попробую стать настоящей актрисой», — сказала я. Точно так же я оправдывалась перед собой.

«Да, для меня порно тоже сначала было подработкой на стороне. Сейчас я точно не на верном пути, но Господь в любом случае простит нас», — ответил Аарон, широко улыбаясь.

Я надеялась, что он прав, однако начала сомневаться в церковном учении. Нет, гнев Божий меня не беспокоил.

Если бы я искренне пожалела о содеянном, Господь простил бы меня. Также как и Уэйд.

Он работал в консалтинговой фирме, которая заботилась о репутации известных людей. Когда Уэйд решит применить свои поисковые навыки, чтобы разузнать информацию обо мне, было лишь вопросом времени.

Но я держалась за него, потому что он связывал меня с чем-то привычным, пока я в одиночку продиралась через индустрию развлечений для взрослых.

В следующее воскресенье, пока я собиралась в церковь, мы переписывались с Уэйдом, обмениваясь нашими планами на будущее: как мы познакомимся с родителями друг друга, переедем в Юту, поженимся в мормонском храме и заведем много детей.

На нашем первом свидании в индийской закусочной, где мы ели панир со шпинатом, нас изумило, что мы оба хотим иметь семь детей. Такие совпадения случайными не бывают, и мы решили что это либо судьба, либо божественное провидение.

Я любила Уэйда, но когда мы оставались наедине, нам было сложно удержаться от плотских влечений. Мы могли зайти очень далеко, запуская руки друг другу под одежду и занимаясь тем, что в церкви называли «петтингом» — грехом в божьих глазах.

Мы всегда останавливались прежде чем кто-то из нас расстегивал ремень. Тогда незадолго до оргазма Уйэд убегал в ванную комнату, чтобы я ничего не видела. Я же притворялась, что не понимала, что происходит.

Когда он возвращался в Вашингтон и мы созванивались, Уэйд напоминал мне, чему нас учила церковь: наши тела – это подарок божий и наш долг не поддаваться искушениям дьявола.

«В следующий раз, когда мы будем вместе, мы должны вести себя лучше», — говорил он, вызывая во мне чувство вины, которое я всегда испытывала, когда уступала желанию.

Позже я начала задумываться, был ли в этом какой-либо смысл.

Я устала от стыда за свою сексуальность.

Я пыталась не замечать тот факт, что секс по работе не вызывает во мне отрицательных эмоций, и решила, что эти мысли – дело рук дьявола.

Я не рассказывала Уэйду, чем зарабатываю на жизнь, посчитав, что никакого обмана в этом нет. Ведь это была просто работа, а не призвание или любовь.

В день, когда я достигла отметки в 50 тысяч долларов, я могла бы оглянуться на свое прошлое и раскаяться. Я могла бы предстать чистой перед Уэйдом и церковью, объяснить, что я делала все возможное, чтобы претворить в жизнь свои несбыточные мечты.

Я представляла, что буду произносить свою речь громко и уверенно. Убедила себя, будто они поверят в то, что цель оправдывает средства, и увидят, как я воплощала американскую мечту в реальной жизни и смогла добиться успеха своими силами.

Но я понимала, что если Уэйд узнает обо мне раньше, то посчитает меня неисправимой. Он не смог бы закрыть глаза на секс несмотря на нашу любовь. И я не виню его.

Нас учили, что девушки должны оставаться девственно чистыми для своих мужей. В противном случае мы отдавали мужчинами испорченную версию себя, лишая их нашей невинности. Но мне все же не хотелось верить, что наша любовь основывалась на чистоте моего тела. Пусть даже нас так учила церковь.

Когда я встретила Аарона, я испытала облегчение и восторг от того, что кто-то мог любить меня, зная всю правду. После нашего первого обеда Аарон отвез меня домой. На заднем сидении его автомобиля лежала выцветшая доска для серфинга, которая наполняла салон соленым запахом океана.

«Живи так, будто катаешься на серфе», — сказал он мне. «Если упадешь, то никто тебе не поможет. Возвращай свой зад на доску сама». Когда Аарон высадил меня, мы впервые попрощались, ударив кулаками.

Уэйд считал, что мы отдаем свою жизнь на волю Господа, в то время как Аарон видел во мне силу принимать самостоятельные решения. Я всегда это замечала и любила его за такое восприятие мира.

По мере того как я все больше снималась в порно, я встречалась с другими актерами и режиссерами, которые восхищались человеческим телом, а не стыдились его.

Во время одной из фотосессий, мое влагалище произвело звуки и я заревела от такого конфуза. Я была уверена, что сам Господь заставил мое тело сделать это, чтобы напомнить мне о том, насколько оно плохó.

Режиссер Майк тогда нахмурился и спросил: «А в чем проблема? Это всего лишь вагинальный пук. Все женщины так делают, когда у них там собирается воздух».

Во время съемок другой сцены актер по имени Начо научил мне двигать ягодицами так, чтобы это было похоже на танец. Я тогда все еще не могла отделаться от мысли что мое тело грешно, словно запретный плод в саду Эдема, который я предлагаю остальным, чтобы всех погубить.

Начо поспорил с этим. «Не будь такой зажатой», — сказал он когда я стояла в позе. «Почему бы тебе не закрыть на секунду глаза и не потрогать себя?» — предложил он.

Я улыбнулась, мои мышцы расслабились, и я позволила своим пальцам скользить по моей коже, пока я смотрела в камеру, словно исследователь открывая нежность своего тела. Это было волнительно и интересно.

В другой сцене я играла развратную медсестру на подхвате у молодой «соседской девчонки» по имени Вайолет. Она смеялась, когда становилась в позу и вытягивала руки к небу словно кошка, пытающаяся поточить когти о солнце.

Во время секса она подмигнула мне и взмахнула волосами. До этого я никогда не видела, чтобы женщина так открыто наслаждалась собственным телом и смеялась во время съемок, будто бы она развлекалась, а не работала.

Я начала сомневаться в том, что мне рассказывали в церкви по поводу моего тела. Возможно, его вовсе не стоило отрицать и прятать, чтобы приберечь для будущего мужа.

Вместе с Аароном мы начали ходить друг к другу в гости по пятницам, болтая ночи напролет словно подружки, закутавшись в одеяло и засыпая в обнимку. Я рассказывала ему о возможных съемках, а он говорил мне о режиссерах: с кем хорошо работать, а кто, как он слышал, может потребовать от меня заняться с ними сексом после съемок.

Мы всегда соглашались с тем, что мы грешники, но наш грех был временным.

Однажды я усомнилась в этом, и мы, бросаясь друг в друга подушками, стали спорить о том, насколько высока вероятность нашего попадания в Царство небесное.

«Наш секс – не вечное клеймо», — сказал Аарон, — «Мы еще станем на благочистивый путь праведников».

Я согласилась, но мне начала казаться идиотской сама мысль, что такая простая и поверхностная вещь как плотское удовольствие — то, благодаря чему вообще появилась жизнь — может помешать нам обрести спасение на небесах.

А как же другие, более важные вещи? Например, поступать с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой или просто быть хорошим человеком?

Когда я накопила достаточно денег, Аарон помог мне купить мою первую машину — подержанный кабриолет Pontiac Sunfire 1998 года, который я присмотрела на заправке в Вествуде.

Он рассказал мне про купоны в журнале AutoTrader, благодаря которым я могла по дешевке покрасить свою машину в вишневый цвет.

Я стала разъезжать по городу: девушка по вызову ночью, порноактриса днем. С диском Prince в магнитоле я ощущала себя плохой сучкой, которая сама может решить как ей жить. Без церковного бремени, рассказывающего о том, что правильные решения за меня принимают муж или Господь.

Пока Уэйд был далеко, мне удавалось достаточно легко отгонять подозрения. До тех пор, пока один из прихожан случайно не увидел мое обнаженное фото в интернете и не показал его служителям церкви.

Мормонская группа самодеятельности, с которой я выступала, не церемонясь выставила меня за дверь незадолго до представления.

«Эми, из чистых побуждений мы не можем позволить тебе выступать с нами, пока ты на неверном пути», — сказал руководитель группы Эрик, в растерянности размахивая руками. «Впрочем, мы надеемся, что ты раскаешься и вернешься в церковь» — добавил он. Когда я стала себя защищать, для них это стало настоящим шоком. А я впервые осознала, что больше не испытываю неловкость.

«А что насчет парня, который нашел мою фотографию?» — спросила я. Ведь если я и была грешна в том, что участвовала в производстве непотребного контента, то он согрешил тем, что посмотрел его.

«Он не собирался смотреть что-то плохое. Он узнал тебя, когда на его экране появилось всплывающее окно».

Для них моя испорченность стала подтвержденным фактом. Подобно Марии Магдалине я оказалась изгоем до тех пор, пока не раскаюсь и вновь не стану добродетельной.

Но сейчас я понимаю, что мне не хотелось соответствовать их представлениям о добре, что я больше не верила, будто бы мои достоинства и добродетель заключаются в такой глупости как девственность. Я понимала, что теперь это лишь вопрос времени, когда Уэйд узнает об этом и бросит меня. Но мне не было жаль.

Когда Уэйд приехал навестить меня, он настоял на том, чтобы сесть за руль. Пока мы ехали, я не выдержала и попросила остановиться. Тогда я рассказала ему о своей карьере в порно, как все об этом узнали, как я уже две недели не хожу в церковь. Он зарыдал.

Я тоже расплакалась, но это были актерские слезы. Мне было обидно за свое малодушие и за то, что я причинила Уэйду боль. Но я больше не жалела о принятых мной решениях. Выбирая между порнографией и церковью, я осознавала, что единственные люди, с которыми я могла быть честной, единственные, кто принимал меня такой, какая я есть, были люди как Аарон.

Уэйд ушел от меня в ту же минуту. Я испытала легкость от того, что все закончилось. Я, наконец, могла оставить эту часть жизни — позор, отказ, боязнь Бога — в прошлом.

В тот момент я поняла, что во мне есть все, что нужно. Что я могу отпустить вину, которую мне прививала церковь. Я перестала стыдиться своего тела и своей сексуальности.

Только позже я осознала, что променяла одно маскулинное общество на другое — мормонизм — на порноиндустрию. Но по крайней мере, в порно я могла откровенно говорить о своей жизни и получать удовольствие от своего тела, что в представлении церкви было грехом.

В конце концов я оставила порнобизнес не потому, что считала его чем-то неправильным, а потому что решила двигаться дальше.

Я задумалась над тем, чтобы поступить в окружной двухгодичный колледж с перспективой получить в дальнейшем степень бакалавра. Но даже оставив порно, я не рассматривала свое прежнее занятие как нечто постыдное.

Я больше не считаю, что мне нужно раскаиваться за обретенную любовь к себе. Встретившись с Аароном, я как будто посмотрела в зеркало и увидела все лицемерие церкви в собственном отражении. И с возрастом я отказалась от идеи, что спасение души заключается в чувстве стыда за свое тело. Тело, которым я научилась наслаждаться, которое я научилась любить и уважать.

Текст: Amy Bond / Сергей Горькаев (перевод)

Источник: info24.ru