«Я была их грязным маленьким секретом». Как я подружилась с законной семьей моего отца
С детства я чувствовала себя чужой в своей собственной семье. Моя мать более 20 лет скрывала от меня правду о моем настоящем отце, более того — правду знали все родственники, я же узнала ее последней.
У меня роман с моей сестрой. Одна из наших последних встреч была в Чарльстоне, штат Южная Каролина, куда я отправилась на концерт.
Лори, которой удалось улизнуть из дома, приехала из соседнего штата. Мы в тот вечер потягивали в баре коктейли по скидке и заводили разговоры со случайными незнакомцами: «Привет, меня зовут Лора, а это моя сестра, Лори».
Это была одна из наших фишек. Люди всегда удивленно реагировали: «Серьезно? Сестры по имени Лора и Лори?». Им сразу становилось любопытно, а мы любили рассказывать нашу историю.
Мы с Лори говорим, что у нас роман, потому что она видится со мной украдкой и лжет своей матери каждый раз, когда мы встречаемся, как это делали наши родители.
Много лет назад мама Лори узнала, что у ее мужа и отца ее троих детей роман с 22-летней секретаршей — моей мамой.
Роман на стороне раскрылся, когда мать Лори нашла в кармане мужа записку со словами: «Мы вырастим этого ребенка вместе». Он все отрицал, но она, кажется, так и не поверила до конца.
Родители Лори прожили в браке еще 18 лет, но в итоге все же развелись. Ее мать так и не смогла пережить предательство. Если она узнает обо мне сейчас, то подтвердятся подозрения, мучившие ее десятилетиями. Это не причинит ей ничего кроме боли.
Как бы вы объяснили своей 80-летней престарелой маме, что любовница ее бывшего мужа действительно когда-то давно родила от него ребенка, а теперь этот ребенок — один из ваших лучших друзей? Если в двух словах, то ответ — вообще никак. Вы просто не станете такое рассказывать.
***
С самого детства я была уверена, что первый муж моей матери приходится отцом моей старшей сестре Лесли и мне. Так мне говорили. После развода мама объясняла, что он не общается с нами, потому что хотел только сыновей. Но правда в том, что я была плодом тайной связи моей мамы и ее босса.
Меня зачали, когда ее муж-военный был отправлен в долгую командировку на Гуам. Я появилась на свет почти на месяц раньше срока: мама договорилась с врачом, чтобы тот ускорил роды, и ее муж поверил, что она забеременела, когда он был дома в отпуске.
В результате в моем свидетельстве о рождении указали его фамилию. Однако развода избежать все-таки не удалось. После этого мама довольно быстро снова вышла замуж. Ее первый муж лишился родительский прав, а второй согласился усыновить меня и Лесли.
Я верила во все рассказанные мне сказки пока мне не исполнился 21 год, и сестра не рассказала мне правду.
Тогда в моей голове начали как будто переключаться слайды на кинопроекторе. Вот якобы наш общий отец, и я совершенно не похожа на него. Вот наши детские фото: светленькая и веснушчатая Лесли и я с густыми темными волосами и оливковой кожей.
Когда мы в детстве проводили весь день на пляже, кожа моей сестры покрывалась волдырями, а я получала ровный загар. Но позже я стала завидовать ее фарфоровой коже и ее тонкокостности.
Когда мы были подростками, я удивлялась: почему я так не похожа на нее? Я была на голову выше и часто чувствовала себя неуклюжей рядом с ней. Как же я могла быть такой идиоткой и ничего не понимать?
Не знаю, что было хуже, осознать, что моя мать целенаправленно лгала мне больше 20 лет или, что я была последним человеком, кто не знал правды.
Все в моей семье — моя старшая сестра, мой младший брат, мой приемный отец, тети, дяди, двоюродные братья и сестры, бабушка и дедушка и даже друзья семьи узнали обо всем за много лет до меня.
То, что все они держали это в секрете, только усилило мою паранойю. Неужели со мной настолько все не так, чтобы от меня так долго надо было скрывать правду. Как часто делают дети, я винила во всем себя и чувствовала стыд.
Хоть я и узнала правду, когда была уже взрослой, я часто фантазировала о том, что было бы, если бы я появилась на пороге дома своего биологического отца.
«Я искал тебя всю свою жизнь!» — радостно воскликнул бы он.
В финале это счастливой сказки я узнавала, что была заочно любима. Но в глубине души я знала, что, учитывая обстоятельства, шансы на это были невелики. Поэтому я никогда не пыталась связаться с ним. Я понимала, что не справлюсь с осознанием того, что мой отец бросит меня во второй раз.
Я вернулась к идее найти его, когда мне было 48 лет, а моя мать умирала от рака. По крайней мере, он должен был помочь мне дополнить семейный анамнез. Мой муж Крейг был готов выполнять роли детектива и посредника, чтобы найти моего биологического отца и оградить меня от его возможной реакции.
Мне потребовались десятки лет, чтобы набраться смелости, Крейгу — менее недели, чтобы найти его. Точнее, его некролог. Мой отец умер за два дня до того, как мы нашли его.
Крейг отправил мне ссылку на некролог. Я смотрела на нее, колеблясь, меня обуревали смешанные чувства, как будто я собиралась сделать что-то дурное. Вся моя жизнь прошла в тайне от отца и его семьи. Прочтение его некролога казалось мне вторжением в его частную жизнь, как будто я выискивала интимные подробности.
Прежде чем нажать на ссылку, я попыталась успокоиться и уговаривала себя оставаться отстраненной. Я решила не позволять этому человеку, никогда не присутствовавшему в моей жизни, влиять на меня эмоционально сейчас.
Но когда я открыла страницу, по моим щекам медленно потекли слезы. Я была так похожа на него — такие же глубоко посаженные глаза, такая же тяжелая челюсть.
Я читала о его жизни, задаваясь вопросом, каково было бы расти в его мире.
Он был успешным банкиром, а в свободное время — волонтером в хосписе. Когда я сказала Крейгу, что, похоже, мой отец был прекрасным человеком, он спросил меня в ответ, видела ли я когда-нибудь негативный некролог.
Действительно, с таким я не сталкивалась. Но знакомство с отцом через некролог подарило мне странное чувство облегчения. Он существовал, был настоящим, значит настоящей была и я. И теперь мне не придется отказываться от той фантазии, где он любит и ищет меня, потому что уже было бы невозможно доказать обратное.
***
Как только я увидела некролог, то решила, что нужно связаться с моими сводными братьями и сестрами, которые были в нем перечислены.
Но если бы я объявилась сразу после похорон, они могли бы подумать, что меня интересуют деньги. Поэтому я отложила это в долгий ящик. Однажды, спустя полгода, я все-таки набрала имя Лори в строке поиска Facebook.
Лори и Лора, 2016 год. Фото: narratively.com
Через две секунды я нашла ее, но фотография на аватарке была не самой четкой. Было понятно, что у нее темные волосы и она улыбается. Но этого было недостаточно, чтобы обнаружить сходство. А я надеялась начать первое сообщение с наблюдения, что мы похожи друг на друга. Пришлось вернуться к фотографии из некролога отца.
После этого я изучила свой профиль и нашла фото, где наше сходство было наиболее заметно. Я остановилась на черно-белом снимке крупным планом, где моя улыбка, особенно напоминала его. Я открыла мессенджер Facebook и написала Лори. Я понимала, что если не сделаю этого прямо сейчас, то потом точно передумаю.
«Дорогая Лори, — начала я. — Мое сердце забилось сильнее, когда я начала писать эти строки. Я знаю, что между нами есть связь, хотя, вероятно, вы не подозреваете о моем существовании. Это вызывает определенную неловкость. Около полугода назад я наткнулась на некролог вашего отца».
Я описала все, что произошло после этого и рассказала вкратце свою историю.
«Я понимаю, что все это может звучать абсолютно шокирующе. — продолжала я. — Сложно даже вообразить, что сейчас происходит в вашей голове. Мне жаль, Лори, если эта новость доставит вам неприятные переживания. Я много лет раздумывала и взвешивала все «за» и «против», прежде чем открыться.
Я не на что не претендую, и хотела бы просто получить больше информации для моего семейного медицинского анамнеза. Если все это вам будет неприятно, я пойму».
На самом деле, я лукавила насчет «пойму». Любой ребенок, даже если ему 48 лет, желал бы быть признанным и принятым семьей, которой никогда не знал.
Я понимала, что получить историю болезни отца уже будет большой удачей, но в глубине души я все-таки надеялась на большее.
Лори ответила через 14 часов после того, как я отправила ей первое сообщение — она жила в другом часовом поясе. Ее первые слова изменили мою жизнь.
«Я твоя сестра», — написала она.
Не было ни подозрений, ни колебаний. Просто немедленное и безоговорочное принятие.
В первую же неделю общения мы обменялись сотнями сообщений.
Когда спустя годы я перечитывала нашу переписку, сохраненную в Word, мне было временами сложно понять, кому принадлежит та или иная фраза. Настолько у нас была схожа манера общения. Я отправила Лори несколько фотографий, одна из которых была сделана, когда я училась в восьмом классе.
Этот снимок ее поразил. Она покопалась в своих старых фото и послала мне одно. На нем ей было столько же лет, сколько и мне на том снимке, и мы выглядели, как близняшки. Только родились в разные десятилетия.
Лори и Лора в одном и том же возрасте (примерно 8 класс) Фото: narratively.com
Лори вспомнила про мою маму. Она рассказывала, что ее мать часто задавалась вопросом, существовала ли я на свете, и предполагала, что моя мама была лишь первой из многочисленных любовниц ее мужа и нашего отца.
Лори хотела, чтобы наша дружба стала настолько тесной, насколько я была к этому готова. Была ли готова я? Да! Это был как сон, как будто я выиграла джек-пот в какой-то лотерее семейной любви.
Лори сказала, что собирается рассказать своим братьям обо мне. Старший из них, Джон, быстро открыл для меня свое сердце. Через три месяца после первого отправленного имейла он и его жена Кэти пригласили Лори и меня в Калифорнию, где они устроили настоящий праздник, фактически приняв меня в семью.
Я встретилась с невероятно милой сестрой моего отца и множеством племянниц, племянников и кузенов. Эта поездка остается одним из самых невероятных впечатлений в моей жизни.
Однако их младший брат не хотел иметь со мной ничего общего. Он был очень обеспокоен моим появлением, потому что это клало тень образ его отца, а также из-за опасения, что известия обо мне дойдут до его мамы.
Примерно через год Лори организовала нам встречу, и этот опыт оказался очень болезненным. Лори хотела, как лучше, она собиралась выступить в роли миротворца.
Однако все страхи, которые я когда-либо испытывала, представляя встречу с биологическим отцом, воплотились при знакомстве с младшим братом.
«Отношения моего отца с твоей матерью ничего для него не значили», — с таких слов он начал разговор, когда мы, наконец, встретились в его доме.
Повисла долгая пауза. Помявшись, мы решили немного прогуляться вдвоем. Может быть ему было легче пережить тот факт, что его отец изменял матери, нивелировав значение произошедшего?
Он как будто убеждал себя, что моя мама была шлюхой, а его папа просто вел себя так, как обычно это ведут себя настоящие мужики. Мне показалось, что он перекладывал всю вину на мою мать, чтобы сохранить кристальный образ отца.
«Вы знаете, чем мы с вами отличаемся?» — спросила я.
Он поднял на меня глаза, но ничего не ответил.
«Разница в том, где наш отец оставил свое семя, — продолжила я. — Вы родились от женщины, на которой он женился. Я — от женщины, от которой он отказался. Помимо этого, нет никакой разницы».
Последние метры по направлению к дому мы прошли в тишине. Я почти физически чувствовала направленную на меня немую боль и ярость. Когда мой муж Крейг увидел мое лицо, то сразу все понял и сказал: «Наверное, нам пора».
Спустя несколько месяцев мой младший сводный брат написал мне письмо и принес извинения. Он предлагал попробовать еще раз, но я не чувствовала к нему особого доверия. С тех пор мы без всяких проблем встречаемся и общаемся на семейных праздниках, но близких отношений у нас так и не возникло. Возможно это и к лучшему. Моя мать и его отец уже умерли, и не к чему ворошить их прошлое.
Теперь, когда я знаю то, что знаю, я благодарна судьбе. Все произошло в самое нужное время. Сейчас я сомневаюсь, что мой биологический отец принял бы меня.
Он всегда пытался соответствовать репутации благородного и положительного человека, и появление брошенного ребенка разрушило бы весь образ.
Конечно, с упрощением проведения тестов ДНК, он не смог бы отрицать мое существование. Хотя мне и Лори с самого начала не нужны были никакие тесты, чтобы все понять.
Вероятно, я бы никогда не смогла стать частью семьи моего отца, пока он был жив. Это была бы слишком грязная история, и я бы так и осталась плодом тайной любви. Я часто задаюсь вопросом, был бы ли он недоволен, увидев, как я на семейных праздниках с бокалом совиньона в руке мило болтаю с новообретенными родственниками.
Но мне никогда в жизни не приходило в голову начать разоблачать его, дождавшись, когда он уже не сможет ничего ответить. Но иногда что-то давно содеянное вами возвращается, когда от вас уже ничего не зависит.
Я бы не оказалась там, где я сейчас, если бы не было той истории предательства, связавшей моих родителей. Они были обычными неидеальными людьми, такими же, как и все мы.
Я — воплощение того, что мои мама и папа отчаянно пытались всю жизнь скрыть. Я была их грязным маленьким секретом. Я носила это клеймо десятилетиями, но больше оно не влияет на мою жизнь.
Каждый мой близкий родственник по линии отца знает о моем существовании, за исключением матери Лори — 87-летней женщины со слабым здоровьем. Я все время ее защищаю, ведь она такая же невольная участница этой истории. Я часто справляюсь о ней у Лори и иногда за нее молюсь.
Я пережила и оставила позади секреты своих родителей, но я не хочу, чтобы она о них узнала. И это самая добрая вещь, которую я сейчас могу сделать.
Текст: Laura Jenkins / Юлия Царенко (перевод)
Источник: